[Главная] [Содержание] [Информация]
Лик пустыни
ЧЕМ ЖИЛ И ЖИВЕТ ЧЕЛОВЕК В ПУСТЫНЕ
Абсолютно безлюдных пустынь почти нет на земле. Наоборот, большая часть пустынь в той или иной мере заселена. Правда, население их малочисленно. Часто населенность многих районов была связана с сезонами года, с кочеванием. Но зато всюду, где есть в пустынях пресная вода, где человеком созданы орошаемые оазисы, население так густо, как это бывает в других зонах лишь в промышленных областях. Так, например, в Египте в пустынях один человек приходится в среднем на 25 квадратных километров, а в оазисах 409 человек на один квадратный километр, то-есть на 25 квадратных километров живет в среднем не 1 человек, как в пустыне, а 10 225 жителей. Во внетропических пустынях население намного гуще, чем в тропических. Так, например, в Иране из 15 миллионов населения более 10 миллионов человек живет на пространствах, почти лишенных постоянных речных вод. В пустынях Средней Азии, наряду с местами, в которых население бывает лишь в отдельные сезоны года (Устюрт, Бетпак-Дала), есть районы, расположенные вдали от рек, где население сравнительно густо.
Но давно ли появился человек в пустыне и как он в ней живет?
Куланы
Охотник-собиратель. В те отдаленные от нас сотнями тысячелетий времена, когда у первобытных людей, на самых ранних стадиях их развития, не было еще одомашненных животных и земледелия, человек мог разыскивать и добывать все необходимое ему для жизни в лесах и в горах. Там легко было спрятаться от непогоды, удобно незамеченным подкрасться к зверю, найти съедобные плоды и корневища.
Но и в лесах и в горах человек был вынужден вести изнурительную борьбу с опасными и сильными хищниками. Трудно было первобытному человеку в те времена, когда его окружало множество врагов, а защитой мог служить лишь поднятый камень или обломанный сук.
Но еще хуже было человеку в открытых степях, где нельзя укрыться от непогоды, где негде ни спрятаться от хищника, ни подкрасться незамеченным к зверю. Но то, что не могли дать древнейшим людям ни горы, ни леса, ни степи, давала пустыня.
В пустыне нелегко обезопасить себя от неожиданностей природы даже современному человеку. И невольно возникает вопрос: мог ли существовать в пустыне первобытный человек? Данные современных исследований отвечают на этот вопрос утвердительно. Человек населял большинство пустынь в самые отдаленные эпохи. В пустынях Средней Азии и Казахстана во второй половине каменного века, в так называемое неолитическое время, человек расселился настолько широко, что сейчас уже известно свыше четырех сотен мест его былого обитания.
Летом 1948 года довелось нам побывать в самом сердце пустыни Кызыл-Кумы, к северу от районного центра Тамды, в местах, удаленных на 200 километров от ближайшей реки. Мог ли сюда проникнуть первобытный человек?
На склоне одной из обширных котловин — Беш-Булак — расположились кибитки колхозной овцеводческой фермы. «Беш-Булак» в переводе значит «пять родников». Теперь этих родников не существует, имеются лишь колодцы, но название определенно доказывает, что родники раньше были. И если сюда доходил когда-либо первобытный человек, то, значит, он должен был пользоваться водой этих родников. Так нельзя ли разыскать следы этого человека? Там, где стоит аул, конечно, их не найти. Мы осмотрелись вокруг и выбрали такой склон, который казался наиболее удобным для расположения древнего поселения. Не прошло и десяти минут, как на развеянном ветром склоне нам попались осколки разнообразных кремней, а через полчаса была собрана уже целая коллекция различных кремневых орудий и остатков древней глиняной посулы. Тут были и длинные десятисантиметровые тонкие ножики-скребки, и наконечники стрел, и сработанные в процессе долгого употребления кремневые шилья, которыми протыкали при сшивании шкуры. Нашелся и тот кремень, от которого отщепляли ножики-скребки.
Но что же привлекало человека в пустыню в ту отдаленную эпоху? Для человека, научившегося сеять хлеб, косить траву и заготовлять пишу для себя и корм для своих домашних животных на зиму, не страшны ни длинная зима, ни глубокие снега. Для первобытного же человека, наоборот, пригодны были лишь такие места, где животные, будь то дикие или, позднее, домашние, были бы круглый год обеспечены подножным кормом, хотя и скудным, но таким, который позволял бы им пропитаться. Таких районов круглогодовых пастбищ немного, и к ним принадлежат в первую очередь полузаросшие песчаные пустыни. Поэтому в них-то и водится сравнительно много травоядных животных.
Вот почему первобытный человек, который жил за счет охоты и собирания диких растений, мог обеспечить себя пропитанием в таких пустынях в течение круглого года.
К тому же пустыни обладают еще одним достоинством, которое было решающим для древнего человека: только в пустыне он мог избавить себя от вечной смертельной опасности — стать добычей зверя.
В пустыне, по сути дела, нет хищников, опасных для человека. Ведь всем крупным хищникам нужен водопой. Реку оградить от тигра, барса и волка человек не может. Но охранить от зверя редкие в пустынях родники человек всегда мог. Отняв воду, человек отнимал у хищников жизнь или навсегда изгонял их из пустыни.
Любая западина в песках спасала человека от ветров, повешенная на куст шкура прикрывала от редкого дождя или жары.
Огромные стада джейранов, сайгаков, диких лошадей и куланов (диких ослов) водились тогда в пустынях. Значит, человеку в песчаных пустынях было за кем охотиться. Но беда заключалась в отсутствии воды, точнее, в том, что громадные пространства пустынь, обладающие грунтовой водой, скрытой на глубине до 3—4 метров, не говоря уже о более глубоких водах, для человека тех эпох являлись совершенно безводными.
Поэтому значительные пространства пустынь оставались незаселенными в течение многих и многих тысячелетий. Наряду с этим человек уже давно проник не только в окраинные, но даже в те центральные участки пустынь, где имеются родниковые воды.
Но как мог охотиться этот первобытный человек за быстроногими скакунами? Пуля или картечь современного охотничьего ружья нам представляются самыми лучшими орудиями охоты и чуть ли не единственными.
Однако до сих пор казахи и туркмены — прекрасные стрелки — часто предпочитают другие, подчас более верные и более продуктивные виды охоты, сохранившиеся в малоизмененном виде с древнейших времен. На джейраньих и сайгачьих тропах ставят остро отточенные тростинки, на уровне груди животного. Вспугнутые скакуны, мчащиеся со скоростью 40—50 километров в час, буквально пронзаются такой тростинкой. А сколько их попадает в капканы?
Охотник-казах с беркутом и борзой
Осенью 1947 года в долине Аму-Дарьи мне встретился туркмен-охотник. Все его «вооружение» состояло из ишака, борзой и сокола. Беззвучно трусит ишачок по тропе среди кустов. Чутко следят за окружающим охотник и собака — «таазы». А когда покажется добыча, за ней одновременно устремляются и собака и сокол. Скорость полета сокола 200 километров в час, и никто не спасется от него на открытом месте. Он буквально с лёта разорвет, прорежет своими когтями любую жертву: и зайца, и лису, и птицу. А если они спрячутся в густом кустарнике, то там их настигнет борзая. Собака добьет дичь, а ишачок подвезет и охотника и добытую дичь. Но только ли мелких животных могут сразить прирученные сокол и беркут? Купец и путешественник Антоний Дженкинсон, пересекший Мангышлак и Устюрт в 1558 году, писал: «...там много диких лошадей, которых татары (казахи. — Б. Ф.) иногда убивают при помощи своих соколов следующим образом. Соколов приучают хватать животное за шею или за голову. Разгоряченное бегом животное утомляется от упорного долбления сокола; тогда охотник, гоняющийся за своей дичью, убивает лошадь стрелой или мечом».
Знаменитый русский художник Верещагин написал картину «Киргизский охотник». На ней изображен всадпик-казах на коне с луком и с соколом в руках. Эта картина была написана художником после его поездки по Туркестану. Охота с соколом и беркутом играла огромную роль в быту кочевников. Беркут — самый страшный враг лисы и даже волка, но охота с этой хищной птицей не такое простое дело, — она требует знания целого ряда особенностей и повадок зверя и птицы.
Вспомните, как однажды мы поймали «голыми» руками за 2 — 3 минуты зайца. Но ведь съедобны и другие животные. Хорошо известен прекрасный вкус мяса черепахи, живущей в пустыне. Ящерицы и змеи, например, служат коренным австралийцам пищей даже теперь. На базарах Египта, Алжира и Ирана большим спросом пользуется жареная в собственном жиру саранча. А разве не мог питаться человек бесчисленными грызунами — песчанками и сусликами? Вывод совершенно ясен; в пустыне первобытный человек — охотник, и в те времена, когда не было у него еще домашних животных, мог добывать себе для пропитания достаточное количество разнообразной мясной пищи в течение круглого года.
В пустынях же человек мог найти немало и растительных продуктов питания. И теперь здесь употребляют в пищу различные дикорастущие растения. В пустынях субтропических областей до сих пор основным предметом питания служат плоды финиковой пальмы, по сути дела являющейся малоизмененным элементом дикой флоры. В той же мере мог питаться ими и первобытный человек. У нас в Казахстане широко был развит прежде сбор семян одной из сухих солянок — «кумарчика», Один рабочий за месяц собирает от 150 до 250 килограммов семян. По питательности они не менее полезны, чем пшеничная мука, и содержат 60 процентов углеводов, 16 процентов белка и 5 процентов масла, напоминающего подсолнечное. Из кумарчика варят очень вкусную кашу, едят его поджаренным, жмут масло, варят напиток, делают лепешки, по вкусу похожие на хорошее печенье. О значении его можно судить хотя бы по тому, что на базарах Западного Казахстана он ценится на 30 процентов дороже пшена и на 15 процентов дороже ржаной муки. Б одних лишь песках Западного Казахстана в наши дни может быть собрано ежегодно до 150 тысяч тони семян кумарчика.
Иляк — осочка песчаная.
Дикий лук и чеснок в большом количестве собираются сейчас в наших пустынях и полупустынях. Молодой цветоносный стебель широко распространенного гигантского зонтичного растения ферулы употребляется в пищу туркменами. Он аналогичен обычной спарже или молодому побегу бамбука, который так ценится у народов тропических стран. Из клубня ферулы туркмены варят своеобразный густой «мед» — чомуч.
Мы как-то шли по Устюрту. Была весна, и все вокруг зеленело нежной редкой зеленью. Но впереди наше внимание привлекли какие-то ярко-зеленые пятна. Оказалось, что это были распластавшиеся по земле огромные листья ревеня. Потом нам часто встречались целые «ревеневые огороды», где кусты ревеня располагались на расстоянии 1—3—5 метров один от другого. Мы нарвали громадную охапку и несколько дней ели прекрасный борщ, по вкусу превосходивший щавелевый. Кстати, возвращаясь к машине с этой ношей ревеневых листьев, мы наступили на что-то, издавшее громкий треск. Оказалось, что это были какие-то лиловато-зеленые полупрозрачные пустотелые гроздья с еще не созревшими семенами, похожие на плотную кисть очень крупного винограда.
— А вот и морковка к борщу, — сказал спутник и выковырял из земли под гроздью плотный, коричневый сверху и белый внутри клубенек. «Косык» — так называют это растение — на вкус оказался похожим на чуть горьковатую репу или брюкву. В ту влажную весну его было очень много на Устюрте. В годы, когда джут уничтожал стада, косык не раз спасал жизнь кочевникам, употреблявшим его в пищу.
Пустынная морковь — косык
Корни лакрицы до сих пор широко используются в Средней Азии для изготовления конфет и белой кос-халвы. Туркмены в пищу употребляют другую дикую морковь — корневище одного из часто встречающихся в Кара-Кумах растений. «Джау-джамур» питательней картофеля, так как, кроме 43 процентов крахмала, содержит 10 процентов сахара и 5 процентов жира.
Список растений пустынь, употребляемых в пищу даже теперь и, без сомнения, употреблявшихся человеком с незапамятных времен, значительно больше того, что названо нами. Таким образом, в пустыне, особенно во внетропической песчаной, человек в те времена, когда он жил лишь собирательством и охотой, путем упорного труда и поисков мог в течение всего года добывать и мясную и растительную пищу.
В пустыне человек мог обеспечить себя и шкурами для жилья и одежды. Когда он научился добывать огонь, в его распоряжении оказалось здесь прекрасное, всегда сухое саксауловое топливо. Естественно, что заселение пустынь происходило сперва по рекам, затем по староречьям, в которых оставались выходы воды. Но невольно удивляешься тому, как далеко проник первобытный человек в центральные области пустынь, заселив уже к неолитическому времени почти все районы, где были родники. Больше того, ряд данных позволяет говорить о том, что в эту эпоху человек широко расселился по пустыням потому, что научился копать неглубокие колодцы. Это позволило ему освоить много новых районов пустыни. Овладев водой, человек стал хозяином пустынь, изгнав из них хищников и в то же время сохранив остальных животных, ставших объектами его охоты. Дело в том, что мелкие обитатели пустынь вообще обходятся без водопоя, а крупные жвачные животные пустынь, во-первых, подолгу могут оставаться без воды, а во-вторых, обладая способностью делать быстрые и большие переходы, всегда могли использовать воду рек, текущих на окраинах пустынь.
Что пустыня действительно была одним из первых мест поселений древнего человека, свидетельствуют многочисленные находки его орудий и остатков керамики в разнообразных районах пустыни. Нам приходилось их находить на Мангышлаке, Устюрте, в северо-западной Туркмении, во многих районах Кара-Кумов, Кызыл-Кумов и в северном Прнаралье. Широко известны они и в пустыне Бетпак-Дала.
Одновременно человек обитал и в горах Средней Азии. Этот человек жил несколько десятков тысяч лет назад и относится к тому переходному типу от обезьян к человеку, который известен в науке под именем синантропа.
Приручение четвероногих. Жизнь за счет охоты и собирательства связана была с постоянным изнурительным трудом. Охота дает то сразу слишком много, то ничего. Не будучи в состоянии съесть сразу всех пойманных в капканы животных, человек оставлял их на привязи у своего жилья и замечал, что молодые животные в конце концов привыкали к нему. Ведь и сейчас во многих районах пустынь, от Алжира до Монголии, можно видеть, как в поселках ходят по пятам за хозяином прирученные газели, пойманные в раннем возрасте. Это одинаково относится и к египетской обыкновенной газели, и к среднеазиатскому джейрану, и к персидской чернохвостой газели, и к монгольскому дзерену, или зобатой антилопе. С такой же легкостью приручаются сайгак и дикая коза Тянь-Шаня — илек.
Однако человек начал приручать не этих быстроногих и дающих слишком мало молока и жира скакунов, а других, более выгодных ему животных.
Почти во всех котловинах песков Малые Барсуки и Приаральские Кара-Кумы, где находили мы кремневые орудия и остатки глиняной посуды человека каменного века, нам во множестве встречались обычно обожженные и расколотые кости овец и верблюдов.
Характерно, что необожженной мы находили преимущественно лишь ту овечью косточку — ашик, — которой до сих пор с таким азартом играют ребята от Крыма до Кара-Калпакии. Очевидно, игра с ней пользовалась успехом и тогда, много тысяч лет назад.
Когда же человек начал приручать животных?
Ответ на этот вопрос был найден на самой окраине кара-кумских песков, в 14 километрах к востоку от города Ашхабада. Здесь расположены развалины древнего города Анау, существовавшего вплоть до 50-х годов прошлого столетия. Прекрасно было здание древней мечети Анау с изображениями двух драконов, украшенное красивейшей керамикой, синей, как море, и голубой, как небо юга. Оно простояло ровно пятьсот лет и было разрушено землетрясением в октябре 1948 года. Еще большую славу Анау составили два невзрачных холма, возвышающихся невдалеке от мечети. Раскопки их показали всему миру, что в те времена, когда в Европе человек прятался еще па деревьях и в пещерах, когда он жил только охотой, рыбной ловлей и собиранием корней и ягод, здесь, на узкой полоске равнины, зажатой между песками Кара-Кумов и пустынным хребтом Копет-Даг, развивалась одна из древнейших на земле культур.
В одном из холмов было найдено пять напластований с остатками этих культур. Возраст самого нижнего слоя, относящегося ко второй половине каменного века (переходу к позднему неолиту), был определен в 10 тысяч лет до нашей эры. В это время жители Анау сеяли уже ячмень и пшеницу. Обуглившиеся от времени зерна этих злаков сохранились в найденных здесь сосудах.
Люди тогда умели молоть свой хлеб на каменных ручных зернотерках, найденных в этом слое в большом количестве и похожих на те, которые и сейчас сохраняются у народов Средней Азии. Им известно было искусство прядения; об этом свидетельствуют пряслица от веретен, найденные здесь же, в этом самом нижнем слое. Значит, это были люди с достаточно высокой культурой. Однако обнаруженные здесь кости животных убеждают нас в том, что у человека в ту эпоху, за 10 тысячелетий до нас, не было еще домашних животных и питался он лишь мясом диких зверей, на которых охотился.
Но уже в следующем слое, который относят к 9-му тысячелетию до нашей эры, в изобилии найдены кости длиннорогого быка. Это, несомненно, указывает на то, что человек уже тогда приручил его, разводил и питался его мясом.
В вышележащих слоях этого же холма появляются кости одомашненной свиньи, лошади и азиатского осла, а за 7 тысячелетий — овцы, составлявшей в течение всех последующих веков основное богатство жителей азиатских пустынь.
Пусть неточно подсчитан абсолютный возраст этих слоев, пусть зти цифры надо уменьшить, история первобытного общества не может еще ручаться за точность цифр. Но по всей совокупности предметов обихода древнего человека она вполне точно устанавливает относительную последовательность событий и смены культур. И совершенно бесспорно, что Анау является если не родиной, то, во всяком случае, одним из центров зарождения земледелия, скотоводства и всевозможных ремесел. Здесь, раньше чем где-нибудь, люди начали возделывать пшеницу и ячмень, приручать домашних животных, искусно прясть. Отсюда, из Средней Азии, из окраин пустынь и подгорных равнин, пшеница распространилась до степей Украины и только значительно позже уж занесена была в страны Европы.
В пустыне и ее оазисах, очевидно, гораздо раньше, чем в зонах умеренного климата, лде впоследствии в основном развивалась культура, человек на самых ранних стадиях своего существования находил все необходимое для поддержания своего примитивного хозяйства. Климат тогда не слишком отличался от современного, и это показывает, что во все времена пустыни там, где в них имеется вода, были не страшны человеку.
Но Анау не единственное доказательство того, что пустыни и их оазисы были районами раннего зарождения земледельческой культуры и родины одомашнивания многих животных.
Древняя египетская роспись на стенах гробниц, насчитывающих 5 тысячелетий, изображает верблюда и овцу уже как домашних животных той эпохи. Характерно, что овца, изображенная на этих рисунках (распространенная потом и в Европе, где существовала до XVI века), мало похожа на наших современных овец. Это совершенно особая порода древнеегипетских длинноногих домашних овец, обладавших короткой шерстью, длинным тонким хвостом и рогами, загнутыми по-козлиному; грудь самцов была покрыта гривой. Несомненным является ее происхождение от живущего и ныне дикого степного барана — аркала. Прямые потомки этих овец сохранились сейчас лишь в Верхнем Египте. Сомали и в районах южной Сахары.
Совершенно ясно, что первые прирученные овцы и козы были совсем не похожи на тех домашних животных, которые существуют у нас сейчас.
Но верблюд, несмотря на такую же давность приручения, почти совершенно не изменился, и дикие верблюды Центральной Азии мало чем отличаются от тех, которые разводятся сейчас человеком. Лучшими помощниками человека в пустынях с тех пор и до настоящего времени являются верблюды, овцы и козы, а в более северных районах пустынь и в пустынных степях к ним прибавляются лошади и коровы. Правда, конь встречается повсеместно в пустынях, но во многих районах он оказывается роскошью, так как слишком требователен к воде и пище. Вот почему так широко распространен, так сказать, «заместитель коня» — осел, или, как его называют в Средней Азии, ишак. Дело в том, что осел крайне вынослив и неприхотлив. Он питается любыми сорняками, которых не съест никакое другое домашнее животное. Он обходится соленой водой, ему не нужно зерно, а несет он безустали человека в песках с той же скоростью, что и верблюд. По дороге осел мелкой трусцой, не обременяющей седока, делает по 7 километров в час.
Приручение животных намного облегчило человеку жизнь в пустыне, он затрачивал значительно меньше сил и в то же время жил намного обеспеченнее. Однако природа пустынь была к нему далеко не милостива. Годы, когда дождей выпадало больше, были годами благополучия — быстрого увеличения поголовья овец, коз и верблюдов. Но это продолжалось не долго, и вслед за тем неожиданно приходили годы бедствий, нужды, мора и гибели. То налетит саранча, то унесет людей чума, то бездождными окажутся зима и весна, и пастбища тогда оскудеют настолько, что погибнет весь скот, а тяжелая нужда и голод унесут за ними целые роды и племена.
Ахалтекинская лошадь.
На фоне этих народных бедствий постепенно возникавшая и все усиливавшаяся власть кучки «мироедоз» над нуждающимся большинством нередко принимала самые уродливые формы. Правда, не раз па протяжении вегдав люди пытались искать в пустыне освобождения от рабства и угнетения, но продажа детей за воду для полива и водопоя сохранялась в пустынях всего мира на протяжении тысячелетий! А сколько грабежей, набегов и всевозможных войн возникло в пустыне, когда одни народы. желая спасти себя, обрекали на гибель другие! Недаром какой-то поэт писал:
Сколько веков
Здесь сабли ломали
За землю.
За горсть воды!..
Первобытные пастухи. Когда человек приручил животных, то пустыни, особенно песчаные, стали им осваиваться значительно шире. Ведь примитивное хозяйство каменного века не знало заготовок корма для скота. А где человек мог продержать свои стада на подножном корму в течение всего года? В лесах, в степи, в горах мощные снега затрудняют зимовку. В пустынях же малоснежье не мешает выпасу и в то же время облегчает освоение тех пространств, где летом пет воды для выпаса. Вот почему в пустынях, несмотря на джут, примитивное животноводство было относительно обеспечено подножными кормами, к тому же сохраняющими в песках свои питательные свойства в течение всего года.
Человек не позднее второй половины каменного века пользовался не только природными источниками воды — родниками, но и сам стал добывать воду из-под земли. В те сезоны, когда вода в родниках иссякала, он в поисках воды рыл землю у родников костяной лопаткой или руками. Постепенно человек научился копать неглубокие колодцы и вдали от родников и ям, где весной застаивалась подольше вода.
Летом 1947 года мне пришлось побывать в Приаральских Кара-Кумах. На одном участке к берегам соленого озера, поверхность которого была покрыта в то время твердым слоем солей, вплотную подходят полузаросшие пески, высокие гряды которых увенчаны голыми барханными целями. Узкая каемка вдоль берега озера изобилует разнообразной кустарниковой растительностью. Растет здесь и тростник, а это указывает на то, что озеро питается просачивающейся из песков пресной водой. Поднявшись на высокий барханный гребень, мы увидели за ним, среди песчаного массива, различной величины котловины, чередующиеся с высокими грядами. В центре самой глубокой котловины ярко зеленело пятно тростника. Обнаружив это еще издали, мы начали сразу же распределять обязанности, обсуждая план сбора в ней... кремневых орудий древнего человека. Ведь совершенно естественна, что в такой котловине, где растет тростник и, следовательно, близка пресная вода, где есть защита от ветра и укрытие от врагов, он мог существовать вполне безопасно, выпасая поблизости свой скот.
И действительно, в котловине на разных уровнях были собраны самые различные следы пребывания человека. На возвышенных участках ее окраин лежали довольно крупные грубые и древние орудия из кварцита — горной породы, слои которой встречаются во многих местах в соседних районах. Здесь же валялись осколки черных грубых сосудов. Ниже и ближе к центру, там, где ветер развеял котловину значительно позднее, лежали во множестве тонкие скребки, ножики, наконечники стрел и шилья, сделанные из различных сортов кремня, принесенных издалека. Каждое такое орудие имело лишь несколько граней, сделанных отщепом путем надавливания. Вперемежку о ними лежало много обломков разнообразной глиняной посуды; многие из них были украшены орнаментами, и все они были сделаны гораздо тоньше, чем обломки, лежащие выше. А в самом центре, на дне котловины, мы нашли тщательно выделанные из кремня наконечники копий. Они были обработаны «ретушью», придававшей орудиям самую тонкую и правильную форму. Здесь же нашли мы и каменную бусину и куски откуда-то издалека принесенного «горшечного» талькового камня и медной руды. Это были остатки более позднего, так называемого бронзового века. В этой котловине никогда не было родников, но человек каменного и бронзового веков, по-видимому, нашел в ней воду, зная уже по опыту, что тростник всегда свидетельствует о наличии мелкой и пресной воды.
Тем же летом мы были и в Малых Барсуках. Чудесные пастбища привлекают сюда и сейчас на зиму громадные отары колхозных овец, стада коров и табуны лошадей из отдаленных районов Казахстана. Естественно, что привлекали они человека и в давние времена. И действительно, в любой более крупной западине в песках мы находили многочисленные кремневые неолитические орудия и остатки посуды древнего человека. Было ясно, что он здесь был не случайным пришельцем, а постоянным жителем, а следовательно, здесь имелась вода. Но сейчас нет ни родников, ни указывающих на близость воды тростников. Из этих котловинах во множестве встречаются белые известковые трубки, отложившиеся в древнем почвенном горизонте вокруг истлевших корней. Они прекрасно сохранили форму корней растений того времени, когда здесь поселился первобытный человек, но среди них нет корней тростника и камыша. Значит, в ту эпоху тростник и камыш в этом месте не росли.
Все это говорит о том, что древний человек пользовался водой из вырытых им неглубоких колодцев. Умение самому добывать воду развязало руки, позволило человеку уходить в новые места, а следовательно, добывать больше пищи как охотой, так и сбором съедобных растений и пасти свой скот на лучших пастбищах.
Истоки культуры. Раскопки в Анау с несомненностью показали, что уже в период каменного века человек существовал не только одной охотой на зверя и собиранием диких растений, но научился сам сеять пшеницу и ячмень, притом в Анау, повидимому, даже раньше, чем приручил к себе животных.
Но ведь в пустыне посевы возможны только там, где земля обеспечена влагой а несравненно большем количестве, чем дают ее дожди и снег. Где же сеял свои хлеба первобытный человек?
Несомненно, что первоначально это были естественно затопляемые земли Человек селился поближе к роднику или ручью, собирал колосья диких злаков и, обмолачивая их у шалаша, безусловно, терял часть зерен на земле. Он замечал, что самосев вызревал лишь на наиболее увлажненных местах, и постепенно стал выпалывать лишние травы в тех участках, где прорастали злаки, а затем научился сеять злаки сам. Выкапывание съедобных корней научило человека взрыхлять землю, и он со временем убедился, что на вскопанной земле все растет быстрее и лучше.
В течение многих веков человек использовал только естественно орошаемые земли. До сих пор в Центральном Казахстане у родников — «булаков», которые вытекают из-под гранитных скал и увлажняют землю прилегающих участков долины — «сая», существует «булачное» земледелие, корни которого, очевидно, ведут к самым ранним истокам культуры.
Но булачное земледелие дает возможность использовать лишь незначительные участки пустыни, могущие прокормить разве только одну семью.
На берегах рек дело обстоит иначе.
Мы видели, что реки, текущие в пустынях, выносят из своих горных истоков большое количество наносов; они теряют много воды на испарение и фильтрацию в почву и не только не углубляют русла в низовьях, но, наоборот, заносят их и порождают разливы. Застаивающиеся при этих разливах воды настолько насыщают землю, что она остается влажной вплоть до осени. Наносы свежего речного ила являются прекрасной почвой для посева, дающей обильный урожай даже при самой примитивной обработке. Вот почему участки речных разливов были колыбелью земледелия в пустыне, областями, где земледелие превратилось в основной источник существования человека.
До сих пор в низовьях Аму-Дарьи существуют районы, где население использует для посевов площади естественных речных разливов или длительного близкого залегания подпочвенных вод. Это так называемое «каирное» земледелие наряду с булачным является прямым наследием самых ранних типов земледелия в пустынях. При каирном земледелии человеку часто приходилось защищать свои посевы от излишних вод слишком высоких паводков, огораживать посевы насыпями и облегчать сток воде. Все это постепенно научило человека управлять водой, а отведенная вода не только сохраняла посевы от затопления, но и орошала другие участку. Так зарождалось искусственное орошение, давшее возможность человеку осваивать новые массивы земель, расширять свои поля, раздвигать границы естественных оазисов и создавать новые — искусственные.
На орошенных землях, оплодотворенных речным илом, содержащим и изобилии все необходимые для растений питательные вещества, при свойственном пустыням изобилии света и тепла, выращивались богатые урожаи. Но они не давались даром, а требовали самого напряженного труда и умения.
Естественно, что при этих условиях орошаемое земледелие, зародившееся в пустынях на заре человеческой культуры, с тех времен играло крупнейшую прогрессивную роль. Заставляя человека по-новому бороться с природой, оно мобилизовывало его силы, развивало его способности, учило организации труда, обусловливало появление и развитие культуры.
Над пустыней царили
Незрячие силы природы.
Против них
Одиноко
Выходил человек.
Проходили тысячелетия. Человек все больше селился у воды, и все шире разрастались искусственно орошаемые поля. На месте непроходимых тугайных зарослей и лесов, вместо непролазных тростников и камышей, где жили лишь тигры, каракалы да кабаны, появлялись обширные оазисы. Все реже нападали на людей и скот кровожадные тигры, все чаще удавалось оберегать урожай от потравы дикими кабанами. Эта борьба шла долго и упорно Только в последние годы, повидимому, уничтожен тигр в низовьях Аму-Дарьи. Но дикие кабаны, все еще населяющие тростниковые заросли дельты, продолжают уносить немалую долю урожая на окраинах оазисов. Бывает и сейчас, что в желудке матерого убитого кабана находят до десяти килограммов риса.
Небольшая родовая группа могла использовать лишь землю, орошенную родником, могла засеять участок речного разлива, выкорчевать площадку среди тугая или тростника. Но она не могла совладать с рекой, заставить ее отдать воду для орошения полей. Это возможно было лишь на отдельных, небольших и наиболее благоприятных участках. Земли, требовавшие большого труда на искусственное орошение, могли быть освоены только позднее — коллективным трудом большой родовой общины. Но для покорения крупных рек и орошения больших площадей требовалась уже объединенная работа тысяч людей. Вот почему долины крупных транзитных рек, пересекающих пустыни, являлись в древности колыбелями высокой культуры, странами, где возникли и развились сложные формы общественной организации, появились одни из первых могущественных государств.
С тех пор прошли тысячелетия, в течение которых исчезло не одно царство и не один народ. А источники существования человека в пустыне оставались в основном прежними. В неорошаемых районах ведущим по-прежнему было животноводство. Земледелие на близких грунтовых водах и па поверхностных водах временного стока в пустыне всегда играло второстепенную роль. Но там, где имелась постоянная речная вода, там человек все больше и больше превращал пустыню в сады и поля и труд его вознаграждался все более обильными урожаями, кормившими и его самого и его скот. Поэтому-то так густо население оазисов.
Что дает человеку верблюд? Самым необходимым домашним животным для жителя пустыни является верблюд. Самка двугорбого верблюда бактриана, обитающего в пустынях Центральной Азии и Казахстана, дает ежедневно от 5 до 8 литров молока, а одногорбая верблюдица арвана, жительница пустынь Африки, Южной и Средней Азии, приносит его по 12 и даже по 15 литров в день, беспрерывно в течение 15—18 месяцев!
Двугорбый и одногорбый верблюды.
Со взрослого двугорбого верблюда снимают ежегодно до 12 килограммов тончайшей длинной и пушистой шерсти, ич которой вырабатывают прекрасные ткани. Имея верблюдов, можно в любое время сняться с использованных пастбищ и уйти со всем скарбом хоть на тысячу километров. Запасы жира помогают верблюду переносить длительную бескормицу. Не страшны ему трех-четырехдневпые безводные переходы. В районах соленой воды верблюд чувствует себя прекрасно, а молоко его, подбавленное к соленой воде, делает ее вполне пригодной для питья человеку. На верблюде доставляют пресную воду к аулу, расположившемуся на пастбищах, обеспеченных лишь соленой водой. На нем же привозят топливо, если аул или колхозная ферма находятся в местах, лишенных его.
Когда же верблюд станет стар, его можно зарезать и получить целую гору мяса и жира — до 250 килограммов мяса и 80 — 120 килограммов жира. Шкура его дает прекрасную прочную кожу для обуви. Таким образом, верблюд и кормит, и поит, и одевает человека, и перевозит его самого со всем имуществом по любому бездорожью пустынь, по любым безводным районам.
Но иметь одного верблюда кочевнику было недостаточно: на перевозку кибитки нужны два «корабля пустыни», да под утварь и скарб, запас воды и зерна еще один, а то и два; так что надо было иметь не меньше трех-четырех вьючных верблюдов на семью, чтобы быть в состоянии кочевать по пустыне.
Но верблюды слишком медленно размножаются. Живут они лет 30, редко 40. Первое потомство дают на шестом году и в дальнейшем лишь раз в 2 года или два раза за 3 года. Под полным вьюк верблюд становится пригодным только с 7 лет. Выходит, что верблюда есть смысл резать уже тогда, когда он состарится, годам к 20 — 30. Следовательно, имея одних верблюдов, кочевник получал мясо очень редко и сразу чрезмерно большими количествами, такими, которые не съешь одной семьей и не сохранишь впрок. Поэтому человеку в пустыне, помимо верблюда, нужен и такой скот, от которого мясо можно получать почаще и меньшими порциями, то-есть мелкий рогатый скот.
Сейчас верблюд занимает определенное место в нашем хозяйстве. Особенно ценен он колхозам для организации отгонного животноводства. В различных районах пустынь имеются крупные верблюдоводческие совхозы. И как бы широко ни входил в хозяйство пустынь автомобиль, верблюд всегда будет сохранять здесь свое значение.
«Дары» овцы. Овцы и козы размножаются значительно быстрее, чем верблюды, и приносят обычно 1 — 2 ягнят в год, а некоторые и больше. Наименее плодовитые каракулевые овцы и те сейчас благодаря применению метода многоплодия, созданного и разработанного нашими учеными, дают теперь в среднем по 130 — 150 ягнят на 100 маток. Овцы вынашивают ягнят не 13 месяцев, как верблюды, а всего лишь пять месяцев, а первое потомство приносят в возрасте 1,5—2 лет.
Туркменские сарыджинские окцы.
Уход за овечьими стадами, круглый год выпасающимися на пастбищах, не очень трудоемок, и человек благодаря быстрому размножению овец может получить от них большое богатство. Прежде всего человек может прекрасно питаться их молоком, мясом и жиром.
Правда, удойность овец, колеблющаяся от 200 граммов до 1,5 литра в сутки, и непродолжительность дойки, равная ],5—2,5 месяца, не позволяют использовать овечье молоко в свежем виде в качестве источника регулярного питания. Но особые качества молока и большое количество овец позволяют семье каждого колхозника — жителя наших пустынь — всегда иметь запас заготовленного весной твердого сухого овечьего сыра — «курт». Размоченный в воде, ои образует приятное, сытное и освежающее кушанье, мало чем отличающееся от кислого овечьего молока.
Вес овец невелик. Взрослые бараны большинства пород дают от 30 до 50 килограммов, а овцы — от 23 до 35 килограммов мяса. Широко распространенные в пустынях так называемые курдючные овцы дают, кроме того, до 8, а иногда до 12 килограммов жира, отлагающегося в курдюке.
Только некоторые овцы пустынных пород, как, например, туркменские сарыджинские, дают значительно больше мяса и жира. Живой вес откормленных баранов этой породы доходит до 135 килограммов. Но благодаря быстрому размножению и скорому росту ягнят овцы могут обеспечить человека в пустыне и мясом и жиром в количестве, необходимом для его пропитания и обмена на другие нужные человеку продукты. Другое дело, как человек использует это богатство. И если овечьи стада раньше зачастую гибли от джута или обогащали лишь кучку феодалов, то теперь у нас это богатство охраняется от капризов природы и достается народу.
Овцы дают самую разнообразную шерсть, сильно различающуюся у отдельных пород по качеству и количеству. В среднем настриг у мясомолочных пород составляет в пустынях 3 — 4 килограмма в год с одной овцы, а бараны лучших метисные тонкорунных пород дают столько же шерсти, сколько и огромный верблюд, — до 13 килограммов в год.
До революции в наших пустынях не было тонкорунных овец. При кочевках и при отсутствии запасов зимних кормов они и не могли существовать в пустынях, где выживали при зимней бескормице лишь курдючные овцы, спасавшиеся от голода запасом жира. Не так уж много было и каракулевых овец. А сейчас каракулевые овцы стали здесь основным поголовьем колхозных отар.
Различные породы овец расселились в качестве домашних животных по всему миру, почти по всем его ландшафтным зонам. Но больше всего они распространены в пустынях, где породы овец наиболее разнообразны и значение их в жизни человека особенно велико.
Еще недавно можно было наблюдать самые примитивные способы использования тех богатств, которыми снабжает овца человека. Автору этих строк в дни изысканий, связанных с сооружением Турксиба, в 1927 году пришлось встречать в Чу-Илийских горах стариков казахов, не признававших таких «новшеств», как белье. Они одевались так же, как их предки: на голом теле носили грубые овчинные штаны шерстью внутрь и такой же полушубок вместо рубахи. Так одевались они и в жару, считая, что эта одежда предохраняет но только от зимней стужи, но и от летнего зноя.
А через 10 лет в тех же местах выпасались уже громадные отары тонкорунных овец, невдалеке появились суконные фабрики, и население пустынь носило одежду, мало чем отличающуюся от городской. Сохранились лишь широкие меховые капоры — малахаи, несравненно лучше предохраняющие от зимней пурги, чем шапки городского покроя.
Сейчас это район сплошной электрификации. Он пересечен асфальтированными шоссе. Молодежь района, наверное, даже не знает, как одевались здесь прежде старики.
Человек в пустыне вырабатывает из овечьей шерсти не только одежду.
На протяжении тысячелетий единственным жилищем человека в пустынях Средней и Центральной Азии являлась кибитка (юрта), обтянутая войлоком, сделанным из овечьей шерсти. Мне пришлось не раз бывать в таком жилье. Помню один зимний вечер. Шел крупный мокрый снег. Чтобы войлок не намокал, его приподняли над землей сантиметров на пятнадцать, и ветер со снегом легко гулял по кибитке. В центре жарке горел костер. Взрослые сидели в расстегнутых или наброшенных на плечи шубах, так как перед ними полыхал огонь, а спину леденил ветер. И никого не тревожило, что здесь же в одной короткой рубашонке ползал ребенок. Ему предоставлялась полная возможность «закаляться» или, не выдержав такой «закалки», покинуть навсегда этот неуютный для него мир.
Вот почему, вместе с оседанием кочевников, советская власть веля борьбу с кибиткой, борьбу за строительство домов, чтобы научить людей жить в несравненно лучших условиях, где дети бы не гибли, как прежде, где человек мог бы зиму проводить в тепле и не на холодной земле.
Однако это не значит, что кибитка плоха и как летнее жилье.
Многим представляется, что юрта так же мало удобна для жилья, как и парусиновая палатка.
Но если бы кибитка была так плоха, то вряд ли жители оазисов и пустынь, имеющие теперь повсеместно в наших пустынях хорошие дома, держали бы у себя на дворах кибитки. А по всей Туркмении и Кара-Калпакии, да местами и в Узбекистане такая комбинация очень часта. В доме держат все хозяйство и добро, но с апреля по ноябрь, то-есть в течение всего безморозного времени, предпочитают отдыхать и спать в кибитке, где больше воздуха, где летом не так жарко и душно.
В одной из экспедиций Академии наук СССР для устройства переносных сейсмических станций требовалось сохранение абсолютной темноты, необходимой для самописцев, работавших на фотографической бумаге. Мы воспользовались для этого кибиткой с двойным войлочным покрытием. Оказалось, что такой переносный дом не только идеально создавал полную темноту, но и был изотермальным, прекрасно сохранял постоянную температуру воздуха.
В течение суток, когда разница между летним дневным зноем и ночной прохладой доходила на воздухе (в тени) до 27°, в кибитке она никогда не превышала 1°.
Хорошая кибитка легка для перевозки, прекрасно предохраняет от летнего зноя и сравнительно тепла зимой. Вот почему она просуществовала века. Вот почему и сейчас, когда все населенна пустынь обеспечено домами, надежно защишаюшими от ветров и непогоды, жители пустынь продолжают пользоваться кибиткой в качестве летнего жилья. Кибитка остается необходимым снаряжением каждой бригады пастухов-чабанов, уходящих со стадами в ненаселенные районы.
Каракулевые овцы.
Но если бы не было коз и верблюдов и особенно овец, то человек не мог бы создать себе такого жилья, как кибитка, теплое покрытие которой делается из шерстяного войлока — кошмы. Кошма, свалянная из овечьей шерсти, служит жителю пустынь и теплым полом в кибитке и постелью. Без спальной кошмы житель пустынь Азии никуда не поедет. А как любовно изготовляются эти кошмы! У каждого народа они украшаются своим особым цветным орнаментом, то ярким и крупным, то тонким и блеклым. Орнамент этот, составленный из геометрических узоров или стилизованных цветов и животных, делается из свалянной одновременно с кошмой цветной шерсти либо из аппликации черного и красного бархата, который нашивается на белый фон готовой кошмы. В наших пустынях это древнее искусство развито чрезвычайно широко и очень разнообразно. И все же кошма у жителем пустынь является хоть и нужным, но не самым необходимым предметом обихода, созданным из овечьей шерсти.
Кибитка.
Менее теплы, но более прочны сделанные из той же овечьей шерсти паласы — ковры без ворса. Но самыми любимыми предметами, наиболее долговечными, разнообразными и совершенными по своей красоте, являются всевозможные ковровые изделия. Трудно сказать, сколько веков и тысячелетий назад был соткан первый ковер, но жители пустынь в этом самом необходимом предмете обихода воплотили народные представления о красоте и гармонии. Для жителей городов ковер является лишь украшением для стены, подстилкой для пола ил в покрывалом для дивана. У жителя пустынь ковровые и паласовые изделия и их использование значительно разнообразнее: это и постельная принадлежность, и чувалы — большие мешки для хранения и перевозки на верблюдах зерна и припасов, и куржумы — перекидные двусторонние сумы для легкого вьюка на лошадях и ослах, и малые чувалы, подвешиваемые на стенках кибитки и предназначенные для хранения белья и всякой утвари, и специальные ковры, заменяющие дверь кибитки, и полосы, стягивающие кибитки, и торбы для кормления копя в пути.
Изменился быт, и ковровые изделия получили другие назначения. На улицах любого туркменского города можно увидеть тончайшей работы ковровые велосипедные седла, маленькие куржумы размером с портфель, сделанные специально для велосипедов, и изящные, искуснейшего тканья, ковровые дамские сумочки.
В советское время ковроделие получило очень широкое развитие. Ковров стали вырабатывать значительно больше, а главное — их стали делать намного искусней. В первые же годы советской власти были созданы артели ковродельщиц. Сколько тысяч женщин впервые в этих артелях почувствовало себя человеком, избавилось от оскорбительного и грубого, навязанного и узаконенного мусульманством неравноправия. Артели ковродельщиц давали возможность стать женщине экономически независимой, подлинно свободной и грамотной. Для этих артелей были изданы в натуральную величину красочные рисунки лучших образцов старинных ковров из государственных фондов. И в новых условиях жизни расцвели невиданные ранее художественные таланты ковровщиц. Их руками сотканы уникальные ковры, на которых среди тончайшего древнего орнамента, созданного сочетанием богатейших узоров из насыщенных и гармоничных красок, возникают великолепные образы гениальных вождей передового человечества — Ленина и Сталина, и легендарных героев древнего народного эпоса, и современных героев — защитников Отечества.
Можно часами любоваться ковром «Первомайский парад в Ашхабаде», созданным руками вчерашних кочевников. Необычайная красота этого ковра, украшавшего павильон Туркменской ССР на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке в 1939—1940 годах, запомнилась миллионам советских людей.
Рассеянные по Устюрту кладбища — это подлинный музей народного зодчества. Они свидетельствуют о давнем и широком использовании пастбищ Устюрта. (Фото автора.)
Громаднейшее количество мяса, жира, молока и шерсти получают жители пустынь от разведения верблюдов. Вверху — двугорбый верблюд казахской породы. Внизу — двугодовалый молодняк одногорбых верблюдов.(Фото автора.)
Шире всего используются пустыни для разведения овец. Весной каракулевые овцы пригоняются на эфемеровые пастбища подгорных равнин. Остальное время года козы и овцы выпасаются в песках. (Фото автора.)
А как прекрасен висевший в Москве в 1944 — 1945 годах на выставке прикладного искусства народов СССР ковер на тему «Фархад и Ширин», рисующий сказочного героя, высекающего в скалах новый путь реке, чтобы напоить водой поля своего народа! На всю жизнь запомнится покрывавший стену другого зала этой же выставки громадный ковер «Атака», изображавший туркменских конников, устремившихся при багряных лучах зари на своих легендарных конях на врага, осмелившегося посягнуть на священную землю нашей великой Отчизны.
В 20-м томе второго издания Большой советской энциклопедии дана красочная репродукция ковра, сотканного в память знаменитого перехода туркменских конников из Ашхабада в Москву. Тончайший орнамент и условная перспектива роднят его с древним искусством. Но приглядитесь, с какой поразительной наблюдательностью, тонким и замечательным мастерством дан каждый из коней, несущих своих всадников по сыпучим желтым барханам.
О туркменских коврах писал еще знаменитый путешественник Марко Поло, побывавший в жарком Туркменистане. «Выделываются тут, знаете, — писал он, — самые тонкие и красивые ковры, а также ткутся отменные богатые материи красного и другого цвета...»
Лучшие произведения коврового искусства Туркмении хранятся в Ашхабадском музее изобразительных искусств. Здесь собраны ковры всех туркменских племен.
И все это создано из простой овечьей шерсти, руками жителей пустынь, искусством древним, как жизнь человечества, веками скованным в тесных рамках орнамента и только сейчас невиданно расцветшим для новой жизни в первом государстве освобожденного труда.
Земледелие в пустыне. Однажды в начале лета наша экспедиция шла вверх по сухому руслу Западного Узбоя в Туркмении. Кругом было безлюдно. В одном месте все русло на большом протяжении (от урочища Джамал до Тоголёк) оказалось покрытым свежими илистыми выносами крупнейшего на Узбое оврага Ходжа-Арал, спускающегося с прилегающей возвышенности. Странным показалось, что плитки ила, успевшего сверху подсохнуть и растрескаться, были кое-где вывернуты, и это было сделано точно, в шахматном порядке. Кто мог здесь быть в кому понадобилась такая странная забава? Загадка разрешилась сама собой, когда мы подошли к первой же лунке. На глубине 15 сантиметров из мокрого еще ила торчали молодые побеги дыни.
В начале осени мы подходили снова к этим местам. Еще утром договорились с караван-баши (начальником каравана) о месте вечерней встречи и, как обычно, разъехались в разные стороны. Маршруты выпали в тот день большие, и уже совсем стемнело, когда обе группы неожиданно встретились. Через несколько минут перед нами на бугре показался приветливый огонек условного фонаря, и мы подъехали к лагерю. Наши туркмены как-то подчеркнуто торжественно и весело встретили нас и, взяв каждого под руки, повели к центральной палатке. Каково же было паше удивление, когда в центре ее мы увидели горку из 20 громадных дынь! Некоторые из них оказались до 15 килограммов весом. Здесь было 16 сортов дынь разнообразнейших расцветок и форм! Даже самые тонкие ценители не могли придраться к вкусовым и ароматическим достоинствам этих дынь, хотя споры о том, какой сорт лучше, продолжались после не один день. Я записал тогда 10 названий из 16 опробованных нами. Через несколько лет мне попалась в руки монография, где описывалось 132 сорта дынь, возделывающихся в Средней Азии. Из десяти записанных мною названий узбойских дынь я нашел в ней только 4 сорта. Очевидно, разнообразие дынь еще больше, чем удалось учесть автору монографии.
Да, действительно, дыни, выращенные на илу овражных выносов и не знавшие ни одного полива, были несравненно лучше тех, которые вырастают в оазисах. Недаром сюда на «дынный сезон» пришел весь аул, которому принадлежали эти бахчи. Повсюду были разложены сушившиеся на солнце громадные ломти золотых дынь, составляющих для жителя наших пустынь не только лакомство, но и важный продукт питания.
Надо сказать, что дыни в пустынях и оазисах Средней Азии и Казахстана играют громадную роль в хозяйстве. Они растут и на поливе и на близких грунтовых водах, а местами и на богаре, на неполивных участках. Если учесть, что дыни не только выдерживают большую засоленность почв, но и применяются как севооборотная культура, уничтожающая однолетние сорняки, то понятно, почему их ценят не только как лакомство.
В 1947 году мы на полуторатонке пробирались по Приаральским Кара-Кумам, расположенным северо-восточнее Аральского моря. Широкая выравненная полоса постепенно сужалась, и высокие пески, то полузаросшие, то совершенно оголенные на верхушках, постепенно все ближе и ближе подступали к дороге. Машина шла тяжело — пески становились сыпучей.
Удастся ли нам пройти дальше? Казалось, что высокие гряды вот-вот сомкнутся и мы застрянем в этой сухой, испепеленной солнцем пустыне.
Вдруг на повороте раскрылся ровный участок, покрытый пышной и яркой зеленью. Это так не вязалось со сверкающе-белыми песками и желтовато-серой выжженной растительностью! Оказалось, что здесь были посевы одного из колхозов. За густым частоколом кукурузы располагались участки проса и бахчи дынь и арбузов. Но как могло все это расти в пустыне? Откуда в этом безводье такие тяжелые, полные метелки проса, мощные стебли кукурузы? Посевы были окаймлены с одной стороны, словно гигантской скобкой, глубокой трехметровой траншеей. По всей двухсотметровой длине траншеи просачивалась в нее из песков грунтовая вода и постепенно стекала в центральный водоем, где было установлено легкое, из тонких жердей, колесо почти шестиметрового диаметра, снабженное жестяными кувшинами. При помощи ворота и второго, горизонтально лежащего зубчатого деревянного колеса оно приводилось в движение лошадью и черпало воду, сливая ее в лоток. Это «чигирь» — одно из древнейших гидротехнических сооружении.
Подобных чигирей было прежде множество почти во всех оазисах. В одних лишь низовьях Аму-Дарьи они насчитьтались десятками тысяч. Воду приходилось поднимать на поля силой верблюдов, лошадей и ослов. Скрип чигирей, как заунывная песнь тяжелого рабского труда, разносился над окрестностями с утра до ночи. Этот подъем воды ложился тяжелым бременем на малоземельное дехканское хозяйство. Где взять корм животному в оазисе? Но его надо кормить, иначе не польешь поля, сам умрешь с голоду. И вместо посевов хлеба для семьи приходилось значительную часть поля засевать кормовыми травами.
Сейчас ирригационная сеть у нас полностью перестроена и поля орошаются повсеместно самотечными каналами. Навсегда исчезли чигири из оазисов. Редко где можно встретить их на приусадебных участках. Но в пустыне, где кормов для животных много, а вода, как говорится, на вес золота, — там чигири уместны и полезны.
По системе деревянных лотков и искусно сделанных арыков вода, добытая таким способам из песков, и орошает посевы.
Такой тип земледелия встречается довольно часто в песках северной зоны пустынь, где грунтовые волы пресны ч залегают на глубине 2—4 метров.
Крупнейший из заливов Каспия — Кара-Богаз-Гол отделен от моря неширокой пересыпью, сложенной из крупного ракушечного песка. Солоны воды синего Каспия, и густым рассолом является свинцово-серая рапа залива. Казалось бы, и на низкой пересыпи может быть только такая же соленая вода. А копнешь, и оказывается, что в песках этих вода совершенно пресная. Нельзя лишь разрушать тонкий сантиметровым прослой глины, иначе снизу пройдет морская вода. Этот слой пресной воды образовался не только от дождевых и талых вод, но в значительной мере путем конденсации водяных паров из горячего воздуха, остывающего в порах песков. Но как воду использовать для земледелия и вырастить что-либо на этом желтом ракушечном пляже? Чигиря не устроишь — cpaзу смешается пресная вода с соленой.
Так нельзя ли заставить сами растения добывать себе воду? Но для растений однолетних она лежит слишком глубоко. Выход был найден достаточно простой. На песках были вырыты широкие траншеи в метр глубиной, с отлогими краями. Этого оказалось достаточно, чтобы делать посадки во влажный от капиллярного подъема грунтовых вод песок. И в этих траншеях начали собирать прекрасные урожаи арбузов, дынь, томатов и других овощей, выращиваемых без полива. Таким же способом были заложены и виноградники. Траншейное земледелие, впервые примененное в годы первой пятилетки, дает прекрасные результаты на ряде опытных станций и используется повсюду там, где грунтовые воды пресны или солоноваты и залегают на глубине не больше 2—2,5 метра. Для траншейного земледелия надо искусственно вырывать котлованы. Но мы видели, что ветер в пустынях умеет создавать глубокие котловины. Так нельзя ли воспользоваться его работой для создания бесполивного земледелия? Не только можно, но такой вид земледелия давно существует а некоторых районах. Особенно широко он распространен в пустыне Муюн-Кумы в Южном Казахстане, где ветер давно уже выдул в песках глубокие и обширные котловины — чураты, а обильно насыщающие пески пресные воды, поступающие с гор, не дают засолониться их почвам. Здесь даже при кочевом хозяйстве местами производились посевы, а сейчас они полностью используются не только для бахчевых культур, но и для посевов проса, дающего здесь обильные урожаи.
А как быть там, где грунтовые воды залегают глубже 4 метров? В этих случаях земледелие на грунтовых водах прежде никогда не создавалось, а в наши годы на помощь начинают приходить ветряки и местами машинное орошение. В районах же глинистых пустынь, там, где грунтовых вод мало или они глубоки, давно уже используются временные поверхностные воды и не только так примитивно, как мы видели это на Узбое, но и более сложно — с устройством небольших земляных плотин и арычных систем. Осадки, выпадающие в районе северного Прнаралья, оказываются достаточными для того, чтобы обеспечить за счет сбора талых вод орошение скороспелых сортов ячменя, пшеницы и проса во многих районах и на довольно значительных площадях. Только пролетая над этими местами на самолете, можно оценить, насколько умело человек, чтобы обеспечить себя урожаем, использует каждую каплю воды, лишь однажды в год стекающей по сухим оврагам — саям. Опытные станции, расположенные в самых различных природных условиях, обеспечивают дальнейшее совершенствование разнообразнейших типов земледелия в пустыне, создают все новые сорта, наиболее устойчивые и урожайные именно здесь. Недаром так часто приезжают на эти станции за советом и помощью колхозники. Среди нсех станций наибольшей известностью пользуется Долинская (около Караганды) и Челкарская, севернее Аральска.
Орошение на кяризах. Сухи ущелья пустынных гор. Но бывает, выпадет ливень в горах, и потоки воды, стремительно обрушившись вниз, зальют ущелья. За километр уже слышно, как вверху по руслу грохочет поток, увлекая с водой камни, а подъедете к руслу — и безводно оно. Вся вода, что мчится вверху в виде бурного потока, полностью проваливается в щебенисто-каменистые толщи конусов выноса «горного мусора». Но пропала ли вода? Нет! Давно уже человек научился использовать и эту воду.
В узкой долине сухого ущелья — сае, где-нибудь в стороне от русла, на незатопляемом месте начинают рыть кйнаву, переходящую вскоре в тоннель, направленный в сторону верховьев сая. Тесно в тоннеле. Он имеет лишь полметра в ширину и метр в высоту. Повернуться невозможно, а надо не только копать, а часто и крепить землю лесом или каменными плитами. Один человек копает, второй — на четвереньках относит землю в кожаном мешке на спине. Далеко ползти невозможно. Поэтому, проведя тоннель на 20—30 метров, на линии намечаемого его продолжения начинают с поверхности рыть колодец. Со дна его закладывают снова тоннель, навстречу прежнему, а затем продолжают его от колодца дальше. Потом роют третий колодец и снова из него ведут тоннель на стык с предыдущим и дальше вперед. Каждый последующий колодец становится все глубже. Тоннель сквозь толщу щебенисто-глинисто-галечных наносов все глубже врезается в эти наносы сая. Так ведут работы все дальше и дальше, пока не дойдут до так называемых подрусловых вод. Вода по саю может бурно стекать лишь несколько дней в году, и трудно использовать его воды. Подрусловые же его воды текут в толще галечника постоянно. По такому тоннелю — кяризу — воду самотеком можно выпустить на поля и обеспечить их поливом на круглый год. Легко ли это сделать?
О том, сколько труда приходится затратить на такое «строительство», можно судить по тому, что в Иране средняя длина каждого такого кяриза составляет 30 километров. А для строительства его, считая и глубину колодцев, надо сделать 100 километров подземных выработок, на сооружение которых приходится затрачивать до 170 тысяч человеко-дней и какого тяжелого труда! И в итоге из земли вытекает ручеек, способный оросить всего лишь несколько гектаров. Бывает, что он дает солоноватую воду, и земля от орошения ею покрывается тонким налетом белой соли, Но упорный труд человека побеждает все. Бывает, что на таких полях не сеют, а высаживают ячмень или пшеницу, как огородную культуру. Но какие прекрасные урожаи снимает житель пустынь этой буквально потом орошенной земли! Бывают кяризы в несколько десятков километров длиной, колодцы которых имеют в верховьях до 100 метров глубины. Годами их роют, но нередко бывает, что через несколько лет иссякнут воды и труд окажется напрасным. Еще шире развиты кяризы в межгорных котловинах Западного Китая. По бортам Тарнмской впадины, в Люкчумской котловине и в других местах, на водах, выведенных сотнями и тысячами кяризов, существуют обширные оазисы.
У нас в пустынях Средней Азии, особенно у подножья Копег-Дага, имеется тоже много кяризов, дающих в совокупности орошение целым оазисам. Но чтобы воды их не только не оскудевали, а, наоборот, стали намного обильнее, в советские годы были сооружены артезианские скважины, которые вывели в кяризы напорные воды более глубоких горизонтов.
А чтобы не тратить столько труда на рытье новых кяризов, мы предпочитаем строить побольше глубоких артезианских колодцев. Там, где напор воды недостаточен, на помощь строителям приходят насосы с ветряными двигателями.
Большинство источников в пустыне дает мало воды, высачиваясь из скал.
Чтобы использовать подземные воды сухих долин, спускающихся с гор, приходится устраивать водосборные галереи (кяризы). Вода из них по бетонированным галереям распределяется по полям для орошения.
На самотечных каналах. Различные виды бесполивного земледелия и орошения на временных поверхностных или на подземных водах дают пока лишь (не говоря о бесполивном земледелии на более увлажненных горных участках среди пустынь) маленькие участки полей. Лишь кяризы обеспечивают существование небольших оазисов. Самое же главное богатство в пустынях дают, как мы видели, транзитные реки, пришедшие из других, обычно горных областей. Они не создают на равнинах углубленных русел и долин. Наоборот, русла так усиленно откладывают наносы, что воды текут на выпуклых валах и русло приходится ограждать дамбами. Но зато такие реки очень удобны для вывода из них самотечных каналов. На этом самотечном орошении основаны все крупнейшие оазисы пустынь.
Но не думайте, что одно лишь сочетание плодородных почв пустыни, громадного количества света и тепла и самотечной воды обеспечивает человека урожаем. Все это условия, при которых человек может получить богатый урожаи, но лишь в результате упорного труда.
Чтобы вырастить пшеницу на орошенной земле, надо осенью как следует «промыть» землю усиленным предпосевным поливом. Затем, когда уйдут вглубь соли и земля подсохнет, надо вспахать ее. Хорошо, если для пахоты были животные, но очень часто приходилось вспахивать вручную большой и тяжелой мотыгой — кетменем — или овальной лопатой с кольцом для ремня, чтобы кто-нибудь из домашних мог помогать отбрасывать землю; затем надо посеять и, стоя на волокушах, утрамбовать землю, чтобы она не пересохла, чтобы не развеяло ее зимними ветрами. А весной, когда озими начнут быстро расти, надо несколько раз полить их, да так осторожно, чтобы не высыхала земля, чтобы не трескалась и не разрывала при этом пшеничных корешков, чтобы не образовывалась непроницаемая для воздуха корка.
Потом жатва: гни на самой жаре спину, жни серпом да смотри, чтобы не осыпалось зерно, если только удалось его сохранить от птиц и диких кабанов, Ну, обмолот прост: утрамбовал политую землю, дал высохнуть ей па солнце, воткнул посредине кол, привязал к нему на палке ишаков, и своих и соседских, завязал им глаза и пустил детей гонять их весь день по разложенной на току пшенице. К вечеру ишаки намолотят своими ногами, но много ли? И сколько зерна останется в колосе и будет втоптано в землю?
Но есть культуры более хлопотливые. Пшеница дает вкусный хлеб человеку, но не дает корма скоту. И человек вынужден сеять джугару — сорго кормовое. Этот злак растет, как кукуруза, достигая 3 метров в высоту. Стебель его сладковатый. В свежем виде его грызут и дети и взрослые. Срезанные листья дают обильный корм всем домашним животным. Часто его поэтому сеют летом и очень густо, специально для укоса на корм. Стебли джугары служат топливом. Его верхушка увенчивается у одних сортов развесистой метелкой в 20—25 сантиметров величиной, у других — плотной гроздью в кулак величиной, содержащей несколько тысяч белых круглых зерен, похожих по виду на перловую крупу.
Джугара «гроздью» и «кистью»
С одного гектара посева джугары собирают по 2—3 тонны зерна, в 2— 2,5 тысячи раз больше, чем засевают семян. Попробуйте сварить из неразмолотой джугары кашу, и она останется жесткой даже после нескольких часов варки. Но размелите ее, и вы получите белую муку. Свежую лепешку из джугары очень трудно отличить по вкусу от пшеничной, но когда она черствеет, то становится сразу очень твердой. Но этот недостаток не так уж велик по сравнению с тем, что джугара дает более высокий урожаи, зерна, чем пшеница, и большее количество корма скоту. Правда, джугару приходится и больше поливать, так как созревает она лишь в ноябре.
Еще большего ухода требует хлопчатник, так как куст его долгое время бывает мал, земля под ним быстро сохнет, и ее приходится окучивать после каждого полива. А поливают хлопчатник четыре, шесть, а то и восемь раз. Да и собирать его коробочки надо по мере поспевания, с сентября и до конца декабря.
Хлопчатник
Но все это только часть работы. А самое тяжелое остается на зиму. В это время, когда каналы стоят без воды, надо очистить их от излишнего ила и песка, углубить и выровнять, а где проложить и новый взамен старого, по обеим сторонам которого в результате длительных очисток выросли чрезмерно высокие валы.
На работу по очистке и ремонту каналов каждая семья, пользовавшаяся водами Аму-Дарьи, должна была выставлять ежегодно зимой одного рабочего на 2 — 2,5 месяца.
А к этому прибавьте еще одну заботу. Землю в пустыне почтине удобряли, как в других областях, навозом. Навоз в основном тратили на топливо. Удобрением, и притом богатейшим, служит в пустыне речной ил. Но если канал приносит слишком много тонкого ила, то земля, высыхая, дает чересчур твердую корку, губящую растения. Если канал наносит слишком много песка, то земля теряет способность удерживать воду и ее может развеять ветер, а если земля слишком промыта, то она лишается наиболее полезных калийных солен. И веками земледельцу приходится самому улучшать состав своей земли. В одних местах он добавляет на поля песку, в других, наоборот, разбрасывает перед поливом глинy, а на третьи участки свозит кучи земли с дороги, со старых, строений, с развалившихся глинобитных заборов, — словом, с любых искусственных земляных возвышений, хоть намного приподнимающихся над общим уровнем земли, так как к ним интенсивно подтягиваются под влиянием солнечных лучей необходимые растениям калийные растворы.
А на это надо потратить немалое количество труда. В среднем на гектар надо привезти и равномерно разбросать по полю от 100 до 150 одноконных арб! Так вот каким был труд человека на орошаемых землях, пока ему не стали помогать машины. Да, он окупался высокими урожаями, но доставались они путем неимоверных усилий.
Арба
Вот почему так много делается советской властью для того, чтобы не только получить в пустынях большие урожаи, но и чтобы облегчить труд человека, механизируя обработку земли, ее полив, окучку и очистку каналов. Хозяйство человека в пустыне далеко не просто. Чтобы научиться наиболее рациональному выпасу стад на пастбищах различной сезонности и разного состава, использовать воды мельчайших родников и крупнейших рек, создать за счет пустынь оазисы и выращивать в них урожаи, человечество потратило долгие тысячелетия. Это были тысячелетия тяжелой борьбы и подневольного труда большинства на благо незначительного меньшинства.
Новое входило в жизнь с крайним трудом. Хозяйственный уклад веками почти не менялся. В советские годы пришлось переделывать по-новому почти все стороны жизни и хозяйства. Можно ли было, например, мириться с рабским, изнурительным трудом по очистке каналов кетменем, стоя в грязи в зимнюю стужу? И этот «хошарный» труд теперь ликвидирован. В «головах» каналов сделаны бассейны — отстойники, откуда небольшие, но мощные землесосы постоянно откачивают избыток наносов, не допуская их в каналы. Сами каналы сделаны с большнми уклонами, тонкие наносы в них не задерживаются и поступают на поля. Весь труд по ремонту и сооружению каналов производится теперь не кетменем, а машинами;.
Оглядываясь на пройденный человечеством путь, особенно ясно видишь, как медленно развивалось освоение пустынь на протяжении ряда тысячелетий и какая гигантская, титаническая работа проделана человеком в нашем Советском Союзе за короткий срок — в треть века!